anitahelena
Moderator
Зато всех грамотных распугали. Надо же так обкакаться на весь мир ославили себя. И ведь, небось, владелец не знает, что затакое позорище деньги платит. Вот, надо бы позвонить и обрадовать. 
)
)
 |  |  |  |
Уважая русский.. - 2
- Автор темы rybka
- Дата начала
bethani
Знаток
Зато всех грамотных распугали. Надо же так обкакаться на весь мир ославили себя. И ведь, небось, владелец не знает, что затакое позорище деньги платит. Вот, надо бы позвонить и обрадовать.
Я сообщала управляющей, была ли произведена замена - не знаю
)Более того, о том, что пишут в рекламе, я сообщала лично генеральному, на что он у меня поинтересовался, почему я пишу ему, а не в рекламный отдел, я ответила в том ключе, что "мне-то пофигу, это вы позоритесь
" Он мне ответил, что с таким настроем вообще лучше не работать (если душой не болеешь за правое дело, как я поняла) )
anitahelena
Moderator
bethani, он не блондин? Прям три педальки, а ножки две.
bethani
Знаток
нет, но губки бантиком, бровки домиком и очень себя любит
) обколотый весь филерами уже до неестественности 
angelika73
Частый гость
У нас вчера радиоведущая:"Сегодня на улице 0 градусов.Завтра, к сожалению, в два раза меньше." Это сколько??
gortenziya
Знаток
Наткнулась в сети, прочитала, впечатлило...
МИММЕЛЬШТОЙ И ЦЫЦКАРИДЖА
Я работаю с подростками на краткосрочных десятидневных курсах. Мои ученики - это учащиеся старших классов питерских школ (иногда попадаются школьники из других городов - из Москвы, например - их специально привозят к нам на занятия). Социальный срез - средний класс, дети законопослушных граждан, твердо стоящих на ногах (обучение - 10 занятий - у нас стоит как средняя зарплата по Питеру). В конце каждого курса, на 10-м занятии, мы проводим письменный опрос учащихся, где они отвечают на самые элементарные вопросы: как звали последнего русского царя, назови столицу Беларуси или Эстонии, кто написал "Песнь о вещем Олеге",с кем была ВО война и когда, назови три музыкальные группы и т.д. При этом учащимся говорится, что это небольшой тест на кругозор (в смысле на интеллект, -приходится уточнять, так как далеко не все знают, что такое "кругозор"). Да что там - какой-то "кругозор" -подавляющее большинство старшеклассников обнаруживают обескураживающую непросвещенность не только в реалиях окружающего мира, но не понимают смысла самых, казалось бы, обычных и простых слов.. В старшей группе из 15 человек ( возраст 14 - 16 лет) только двое знали значение слова "иждивенец", остальные отвечали на вопрос, кто это такой, так:" воин"," непослушный"," тот, кто живет один", "человек, который иждевал"," кто не подчиняется законам", "кто сбежал из тюрьмы", "кто нанялся к бандитам", "кто рано встает", "брет - именно так - брет сумашчечего" или просто "не знаю" - ставить прочерки вместо ответов им было запрещено. Я уже писала, что почти никто из школьников не понимают слова "навзничь" (на просьбу придумать словосочетание с этим словом пишут "дождь пошел навзничь", "пришел навзничь" и тд),практически никто не знает слов "кумачовый", "пунцовый"," бирюзовый","толченый", а вчера выяснилось, что так же точно практически никто в старшей группе , прошу заметить, не знает, что означает слово "попадья".На прямой вопрос "кто или что это такое" в ответ было напряженное молчание - пришлось предложить варианты ответов. Одна выбрала ответ "жена попа", остальные отвечали так:" это прорубь на реке", "яма на стройке", "след от пули". Причем второй вариант про яму выбрали сразу шесть человек. Ни один - внимание - ни один человек не смог объяснить значение слова "амбразура". Ответы: "это когда вскрывают письма и посылки"," это клетки в зоопарке","старые ненужные машины", "это когда стреляют сразу много кто". О том, кто последний русский царь, мнения разделились: большинство считает, что это "Петор первый или третий", чуть меньше, что "Иван Грозный", кое-кто, что какой-то "Добрыня"(справедливости ради отмечу, что за " Добрыню" проголосовал учащийся из средней группы - 12 лет, шестиклассник). Абсолютное большинство - то есть все без исключения - не знают, кто написал "Песнь о вещем Олеге". Этот вопрос задаем и средним и старшим - разницы нет никакой, хотя 6-7 классы должны были бы знать - у них это программное произведение, классе в пятом было. Все как один делают большие глаза, по аудитории идет обеспокоенный шорох - и у всех выражение лиц такое, будто их спрашивают,кто изобрел атомную бомбу. Вчерашние ответы (кроме "не знаю"): "крестьянство"," нестер Летописец, "какой-то писатель", "композитор Великий", "музыкант", "никто","церковные люди", "Виктор Цой". Автор последнего ответа (12 лет) не знает толком, кто такой Цой - слышал только, что он "песни поет", а когда он жил - узнать у него ответ невозможно, так как на вопрос "Ты полагаешь, что Цой жил еще до революции?" учащийся не может ответить, так как не понимает, что значит "до революции"; отвечает: "Ну наверно... я не знаю...", а на попытку установить, что это за зверь такой - "революция"- только пожимает плечами. Зато его одногруппники фамилию "Цой" слышат впервые и вообще не знают, кто это такой. Ни один из средней группы (12-13 лет) никогда не слышали слово "пресса", а уж выражение "желтая пресса" и тем более. Оно попалось им, когда был словарный диктант. Я увидела, что один из них пишет вместо "пресса" - "кресо" и спросила, понимает ли он, о чем речь. Оказалось, что, не зная этих слов, он не так услышал и не стал думать, что же это такое. Когда я спросила, он напрягся, подумал и смущенно пробормотал: "Растение, наверное, дерево какое-то...не знаю!". Тут выяснилось, что все остальные тоже не знают, хотя написали правильно.
В старшей группе еще есть такой вопрос: "Мандельштам, Коллонтай, Бабель - кто из них женщина?".Разумеется, эти фамилии все слышат в первый (и, скорее всего, в последний) раз в жизни. Хотя часто попадаются люди с "рыжей ветки" - а там есть улица Коллонтай, но это ничего не решает:про улицу-то они , может, и слышали, но не в состоянии соотнести одно с другим. Поэтому отвечают наугад, и, разумеется, самый популярный ответ: женщина - это Бабель. Эти три фамилии звучат для них как полная абракадабра, хотя читаются внятно, громко и в полной тишине. Все равно в их транскрипции они выглядят так:" Мандель Штамп"," Майдельшталь"," Манданштан" , а вчера наша картотека пополнилась вариантом" Миммельштой". Для средней группы вчера вопрос пришлось адаптировать: "Фалафель, Барто, Пухто - кто из них женщина?" Так вот, ответ Барто (правда, написано было не Барто, а Бурто) был только один. Пятеро написали "Пухто (вариант - "Пахто"), большинство предпочли ответ "Фалафель" (у одной - "Палафель").
Есть миф, что, мол, "дети" ( "детишки" даже, можно сказать) зато хорошо разбираются в новых системах коммуникаций и так далее. Увы, дальше социальных сетей, приложений и игрушек дело не идет, и для многих, очень многих найти в интернете нужную информацию - большая проблема, а иногда и правильно выйти на нужный адрес группы ВК не в состоянии. Мы заметили, что на вопрос "Кто изобрел социальную сеть Фейсбук" сами они ответить не могут, нужны варианты ответов. Из вариантов предлагаем : Цукерман, Цукерберг, Цукерсон или Цискаридзе? И что вы думаете? Что уж на этот-то вопрос все знают ответ? Как бы не так. Отвечают наугад и как попало - я тоже уже писала об этом год назад. А вот наши вчерашние приобретения: наряду с Цукерсонами и Цукерманами вчера у нас появился (в группе 6-7 кл) Сукер сон и Цыцкариджа. Авторы этих ответов (и других тоже) не поняли даже смысла самого вопроса. Еще новенькое: столица Белоруссии - Украина, Турция, Киев, Белгород, а Эстонии - Мексика. Чукчи живут в горах, в лесу, в Игле, в холодных странах ,где таджики, на востоке, в хатах, на северном полюсе. А один написал, что нет такого народа - "это брет" ( тот самый, который так же ответил на вопрос про иждивенца). И что попадья - "бочка на воде" - из двух вариантов ответа он сделал один. Советский Союз развалил Сталин, Путин, Ленин, Брежнев, Гитлер.(некоторые пишут "немцы"). Но то, что ВО война была с немцами, тоже знают не все. Дату один из них (уч-ся 8 класса, есть 14 лет) указал 41-98г., а другой - 12 лет - с 1710 по 2005 год. Но на этот вопрос чаще всего ответы - правильные. Никто не знает, как называется священная книга у мусульман: "В христианстве - Библия, а в мусульманстве?". Прочерки ставить нельзя, поэтому пишут: " мусульмане", "книга", "деньги", карант",мангольство",будда", "молитва",анти библия","история", "свитки","алах" и тд, а вчера коллекция пополнилась ответом "кармен" (отвечал ученик, перешедший в 8 класс).В конце идут вопросы "блиц" - любимая книга, любимый фильм, блюдо и тд. Среди блюд лидируют суши, пицца, тирамису, а на вопросы про книгу и фильм почти все ответы такие: "нет".
МИММЕЛЬШТОЙ И ЦЫЦКАРИДЖА
Я работаю с подростками на краткосрочных десятидневных курсах. Мои ученики - это учащиеся старших классов питерских школ (иногда попадаются школьники из других городов - из Москвы, например - их специально привозят к нам на занятия). Социальный срез - средний класс, дети законопослушных граждан, твердо стоящих на ногах (обучение - 10 занятий - у нас стоит как средняя зарплата по Питеру). В конце каждого курса, на 10-м занятии, мы проводим письменный опрос учащихся, где они отвечают на самые элементарные вопросы: как звали последнего русского царя, назови столицу Беларуси или Эстонии, кто написал "Песнь о вещем Олеге",с кем была ВО война и когда, назови три музыкальные группы и т.д. При этом учащимся говорится, что это небольшой тест на кругозор (в смысле на интеллект, -приходится уточнять, так как далеко не все знают, что такое "кругозор"). Да что там - какой-то "кругозор" -подавляющее большинство старшеклассников обнаруживают обескураживающую непросвещенность не только в реалиях окружающего мира, но не понимают смысла самых, казалось бы, обычных и простых слов.. В старшей группе из 15 человек ( возраст 14 - 16 лет) только двое знали значение слова "иждивенец", остальные отвечали на вопрос, кто это такой, так:" воин"," непослушный"," тот, кто живет один", "человек, который иждевал"," кто не подчиняется законам", "кто сбежал из тюрьмы", "кто нанялся к бандитам", "кто рано встает", "брет - именно так - брет сумашчечего" или просто "не знаю" - ставить прочерки вместо ответов им было запрещено. Я уже писала, что почти никто из школьников не понимают слова "навзничь" (на просьбу придумать словосочетание с этим словом пишут "дождь пошел навзничь", "пришел навзничь" и тд),практически никто не знает слов "кумачовый", "пунцовый"," бирюзовый","толченый", а вчера выяснилось, что так же точно практически никто в старшей группе , прошу заметить, не знает, что означает слово "попадья".На прямой вопрос "кто или что это такое" в ответ было напряженное молчание - пришлось предложить варианты ответов. Одна выбрала ответ "жена попа", остальные отвечали так:" это прорубь на реке", "яма на стройке", "след от пули". Причем второй вариант про яму выбрали сразу шесть человек. Ни один - внимание - ни один человек не смог объяснить значение слова "амбразура". Ответы: "это когда вскрывают письма и посылки"," это клетки в зоопарке","старые ненужные машины", "это когда стреляют сразу много кто". О том, кто последний русский царь, мнения разделились: большинство считает, что это "Петор первый или третий", чуть меньше, что "Иван Грозный", кое-кто, что какой-то "Добрыня"(справедливости ради отмечу, что за " Добрыню" проголосовал учащийся из средней группы - 12 лет, шестиклассник). Абсолютное большинство - то есть все без исключения - не знают, кто написал "Песнь о вещем Олеге". Этот вопрос задаем и средним и старшим - разницы нет никакой, хотя 6-7 классы должны были бы знать - у них это программное произведение, классе в пятом было. Все как один делают большие глаза, по аудитории идет обеспокоенный шорох - и у всех выражение лиц такое, будто их спрашивают,кто изобрел атомную бомбу. Вчерашние ответы (кроме "не знаю"): "крестьянство"," нестер Летописец, "какой-то писатель", "композитор Великий", "музыкант", "никто","церковные люди", "Виктор Цой". Автор последнего ответа (12 лет) не знает толком, кто такой Цой - слышал только, что он "песни поет", а когда он жил - узнать у него ответ невозможно, так как на вопрос "Ты полагаешь, что Цой жил еще до революции?" учащийся не может ответить, так как не понимает, что значит "до революции"; отвечает: "Ну наверно... я не знаю...", а на попытку установить, что это за зверь такой - "революция"- только пожимает плечами. Зато его одногруппники фамилию "Цой" слышат впервые и вообще не знают, кто это такой. Ни один из средней группы (12-13 лет) никогда не слышали слово "пресса", а уж выражение "желтая пресса" и тем более. Оно попалось им, когда был словарный диктант. Я увидела, что один из них пишет вместо "пресса" - "кресо" и спросила, понимает ли он, о чем речь. Оказалось, что, не зная этих слов, он не так услышал и не стал думать, что же это такое. Когда я спросила, он напрягся, подумал и смущенно пробормотал: "Растение, наверное, дерево какое-то...не знаю!". Тут выяснилось, что все остальные тоже не знают, хотя написали правильно.
В старшей группе еще есть такой вопрос: "Мандельштам, Коллонтай, Бабель - кто из них женщина?".Разумеется, эти фамилии все слышат в первый (и, скорее всего, в последний) раз в жизни. Хотя часто попадаются люди с "рыжей ветки" - а там есть улица Коллонтай, но это ничего не решает:про улицу-то они , может, и слышали, но не в состоянии соотнести одно с другим. Поэтому отвечают наугад, и, разумеется, самый популярный ответ: женщина - это Бабель. Эти три фамилии звучат для них как полная абракадабра, хотя читаются внятно, громко и в полной тишине. Все равно в их транскрипции они выглядят так:" Мандель Штамп"," Майдельшталь"," Манданштан" , а вчера наша картотека пополнилась вариантом" Миммельштой". Для средней группы вчера вопрос пришлось адаптировать: "Фалафель, Барто, Пухто - кто из них женщина?" Так вот, ответ Барто (правда, написано было не Барто, а Бурто) был только один. Пятеро написали "Пухто (вариант - "Пахто"), большинство предпочли ответ "Фалафель" (у одной - "Палафель").
Есть миф, что, мол, "дети" ( "детишки" даже, можно сказать) зато хорошо разбираются в новых системах коммуникаций и так далее. Увы, дальше социальных сетей, приложений и игрушек дело не идет, и для многих, очень многих найти в интернете нужную информацию - большая проблема, а иногда и правильно выйти на нужный адрес группы ВК не в состоянии. Мы заметили, что на вопрос "Кто изобрел социальную сеть Фейсбук" сами они ответить не могут, нужны варианты ответов. Из вариантов предлагаем : Цукерман, Цукерберг, Цукерсон или Цискаридзе? И что вы думаете? Что уж на этот-то вопрос все знают ответ? Как бы не так. Отвечают наугад и как попало - я тоже уже писала об этом год назад. А вот наши вчерашние приобретения: наряду с Цукерсонами и Цукерманами вчера у нас появился (в группе 6-7 кл) Сукер сон и Цыцкариджа. Авторы этих ответов (и других тоже) не поняли даже смысла самого вопроса. Еще новенькое: столица Белоруссии - Украина, Турция, Киев, Белгород, а Эстонии - Мексика. Чукчи живут в горах, в лесу, в Игле, в холодных странах ,где таджики, на востоке, в хатах, на северном полюсе. А один написал, что нет такого народа - "это брет" ( тот самый, который так же ответил на вопрос про иждивенца). И что попадья - "бочка на воде" - из двух вариантов ответа он сделал один. Советский Союз развалил Сталин, Путин, Ленин, Брежнев, Гитлер.(некоторые пишут "немцы"). Но то, что ВО война была с немцами, тоже знают не все. Дату один из них (уч-ся 8 класса, есть 14 лет) указал 41-98г., а другой - 12 лет - с 1710 по 2005 год. Но на этот вопрос чаще всего ответы - правильные. Никто не знает, как называется священная книга у мусульман: "В христианстве - Библия, а в мусульманстве?". Прочерки ставить нельзя, поэтому пишут: " мусульмане", "книга", "деньги", карант",мангольство",будда", "молитва",анти библия","история", "свитки","алах" и тд, а вчера коллекция пополнилась ответом "кармен" (отвечал ученик, перешедший в 8 класс).В конце идут вопросы "блиц" - любимая книга, любимый фильм, блюдо и тд. Среди блюд лидируют суши, пицца, тирамису, а на вопросы про книгу и фильм почти все ответы такие: "нет".
Да тут преподаватели достойны учеников. Нужно очень постараться, чтобы не уехать крышей после такого вопроса.
Напомнило задачку:
меня вот это зацепило.....размещу здесь, в общего разрешения......
Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.
— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?
— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.
— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
— Я, собственно… — собеседник замялся.
— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то…
— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.
— Говорите, я запомню.
В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?
Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.
Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.
В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».
Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.
Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.
— Нигде? — спросил Максим тихо.
— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
— Да, продолжайте, пожалуйста.
— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.
— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!
— Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
— У вас есть дети?
— Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?
— Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.
Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.
— Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…
— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.
— Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?
Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
— Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.
— Литература – это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.
Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.
— Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.
«Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин».
Лермонтов «Мцыри».
Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий…
Максим слушал.
— Не устали? — спрашивал Андрей Петрович.
— Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.
День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.
Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн.
Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков.
Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый.
Классика, беллетристика, фантастика, детектив.
Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.
Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.
— Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.
Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?
Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.
— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.
— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.
— Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.
— Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой?
— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.
— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите?
— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.
Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.
«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…».
Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.
Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.
Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.
Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.
Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.
— Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.
— Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто?
— Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.
— От… От кого?!
— От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…
— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.
Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.
— Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.
— Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?
Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.
— Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети.
Майк Гелприн, Нью-Йорк (Seagull Magazine от 16/09/2011)
Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.
— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?
— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.
— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
— Я, собственно… — собеседник замялся.
— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то…
— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.
— Говорите, я запомню.
В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?
Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.
Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.
В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».
Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.
Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.
— Нигде? — спросил Максим тихо.
— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
— Да, продолжайте, пожалуйста.
— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.
— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!
— Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
— У вас есть дети?
— Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?
— Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.
Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.
— Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…
— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.
— Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?
Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
— Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.
— Литература – это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.
Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.
— Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.
«Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин».
Лермонтов «Мцыри».
Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий…
Максим слушал.
— Не устали? — спрашивал Андрей Петрович.
— Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.
День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.
Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн.
Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков.
Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый.
Классика, беллетристика, фантастика, детектив.
Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.
Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.
— Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.
Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?
Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.
— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.
— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.
— Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.
— Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой?
— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.
— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите?
— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.
Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.
«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…».
Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.
Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.
Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.
Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.
Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.
— Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.
— Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто?
— Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.
— От… От кого?!
— От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…
— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.
Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.
— Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.
— Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?
Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.
— Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети.
Майк Гелприн, Нью-Йорк (Seagull Magazine от 16/09/2011)
Svett
Постоялец
gortenziya, ну в 8 классе и я бы не ответила на некоторые эти вопросы. Хотя я была очень читающим ребенком. Да и сейчас на вопрос о том "кто из них женщина" ответила только методом исключения, так как я не знаю кто такая Коллонтай. Может и слышала, но в памяти не осталось.
Конечно некоторые ответы просто ужас, я не думала что сейчас все настолько плохо(((( Но всего знать тоже невозможно.
Добавлено через 8 минут
Уралочка, блин, я аж плакала.....
Конечно некоторые ответы просто ужас, я не думала что сейчас все настолько плохо(((( Но всего знать тоже невозможно.
Добавлено через 8 минут
Уралочка, блин, я аж плакала.....
Последнее редактирование:
у меня этот рассказ сохранен на компе и в соцсетях, я когда его перечитываю.....всегда слезы......сильно написано.....а обидно-то как.....и автор-то не русский.....спасибо, девочки. Иногда кажется, что ты один такой мамонт средневековый остался.......в смысле, видимо, мамонтиха...)...
Svett
Постоялец
Уралочка, на самом деле читающих много. По-крайней мере среди моих знакомых (возрастная группа от 25 до 30 примерно). Только вот читают что-то модное... Всякие "50 оттенков" и Пелевина. Я тоже такое читаю, каюсь, но это не должно быть единственным. И раньше я думала что читают все-это же так круто!!! Но, к сожалению, действительность не так радужна. Мою сестру не заставишь читать, летом, чтобы выполнить программу по литературе, мне пришлось читать ей вслух...
Jellylorum
Не зараза, но заноза!
Да тут преподаватели достойны учеников. Нужно очень постараться, чтобы не уехать крышей после такого вопроса.
Не соглашусь. Барто - это детская поэтесса, её изучают в первом классе, во втором классе, и чтобы сказать, что из этих трёх женщина именно Барто, не нужно знать остальных двух. Думаю, именно на этом и построено задание.
А если говорить вообще про пост, то я в тихом ужасе. Дело даже не в том, что они не знают каких-то имён и дат, а в том, что они не в курсе даже элементарных понятий, и видно, что всё это идёт от того, что они не читают книги и не смотрят хорошие фильмы. Я в первом классе знала, кто такая попадья, потому что читала сказки, что такое ВОВ и когда она была, потому что смотрела фильмы, передачи, опять же читала книги. Я даже знала, когда и как проходила гражданская война, потому что у меня были детские книги, описывающие тот период! Дети не читают, это факт, более того, они не интересуются вообще ни чем. Не в плане увлечений, а в банальном плане поинтересоваться, что означает незнакомое слово. Мы в своём детстве без интернета и массы информации были с более обширным кругозором, чем они сейчас.
gortenziya
Знаток
я думала, это я такая сентиментальная..
Добавлено через 6 минут
Школьники многие сейчас читают не произведение,а краткое содержание из интернета, по любому произведению можно найти, специально для школьников. Так и написано- "читается за 2 -3 минуты".И вот с этого года ввели итоговое сочинение для выпускников. В интернете бум возмущений- сочинения то писать они не умеют! Они ж не читали!!! И сочинения не писали -такие, как мы раньше. И не учили их писать такие сочинения А критериев ввели много и жесткие. Не зачет по критериям - к ЕГЭ не допущен. Тематика- по всей мировой литературе. Темы (5)будут даны в день сочинения. Вот такой пердимонокль.
Последнее редактирование:
anitahelena
Moderator
Он, скорее всего, выходец из СССР.
А вообще, все очень грустно.
gortenziya
Знаток
Даже не знаю, правда ли в той статье или превуличено. Пребывая в тихом изумлении, решила протестировать дочь(11 класс). Результат:
попадья, иждивенец, навзничь, коран - мы знаем.
амбразура- "видимость какая-то, что -то связанное с видимостью".
Виктор Цой,Барто, кумачовый, толченый и тп - слава Богу, знаем. Коллонтай- методом исключения . Мандельштам у нас Иосиф.А вот столицу Эстонии- упс...Латвии- упсс..Привет учителю географии .Любимое блюдо, кино и книга- тоже не соригинальничали, пицца, и затрудняюсь ответить.
Последнее редактирование:
gortenziya, кчли они не знают слова бирюзовый, то либо у них только мальчики, либо из лесу вышли в прямом смысле слова. Попробуйте найти девушку, даже 14 лет. которая бы не знала )) Маугли??
Про прессу не слышать, ну тоже, если нет родителей, тв, инета и только лес вокруг. Я знаю, что у нас порой печально с мозгами, но не настолько. Интересно, где и как они их отбирали, это явно не случайная выборка, если результаты такие, как пишут. Что-то тут нечисто ))
Иначе нам всем срочно нужно бежать отсюда, иначе эти люди высосут мозги
Про прессу не слышать, ну тоже, если нет родителей, тв, инета и только лес вокруг. Я знаю, что у нас порой печально с мозгами, но не настолько. Интересно, где и как они их отбирали, это явно не случайная выборка, если результаты такие, как пишут. Что-то тут нечисто ))
Иначе нам всем срочно нужно бежать отсюда, иначе эти люди высосут мозги
anitahelena
Moderator
Та тетенька, похоже, тоже не все в русском языке понимают.
Similar threads
